Концепция развития науки П. Фейерабенда

Пол Фейерабенд (р. 1924) - один из представителей постпозитивистской философии науки, оппонент и друг И. Лакатоса. Концепция науки П. Фейерабенда носит название «методологического анархизма» - по аналогии с анархизмом политическим.

Анархизм понимался П. Фейерабендом прежде всего как свобода от власти каких-либо методологических правил, о чем свидетельствует название его программной работы «Против методологического принуждения».

По П. Фейерабенду, методологических правил, которые не были бы нарушены (причем нарушены с пользой для развития науки), не существует. Хотя методология науки и выглядит правдоподобной и обоснованной, абсолютное большинство крупных научных открытий делается не по ее рекомендациям, а, чаще всего, вопреки.

Правила не обладают какой-либо истинностью. Их убедительность имеет не эпистемологические (эпистемология - раздел философии, изучающий источники, формы и методы научного познания, условия его истинности, способности человека познавать действительность), а психологические и культурные корни, - правдоподобным нам кажется то, что привычно, а привычно то, что было навязано в процессе прохождения через систему пропаганды существующей традиции. Поэтому руководствоваться правилами в научном исследовании нецелесообразно. Отсюда требование ГІ. Фейерабенда заменить все методологические рекомендации одной - «все дозволено!».

В противовес методологии принуждения П. Фейерабенд формулирует собственные «методологические» установки:

1. Контриндукция . Фейерабенд рекомендует «вводить и обосновывать гипотезы, которые несовместимы с хорошо обоснованными теориями или фактами», т.к. это работает на расширение научного кругозора: сопоставление альтернативных теорий позволяет лучше оценить каждую из них - со всеми ее достоинствами и недостатками. С этой же целью ученому стоит сохранять в поле зрения теории, давно утратившие свой авторитет.

2. Пролиферация (неконтролируемое размножение) теорий. Наличие многих конкурирующих теоретических систем гарантирует их постоянное совершенствование, а отсутствие «оппозиции» превращает доминирующую теорию в подобие мифа. Кроме того, размножение теоретических концепций влечет за собой и увеличение фактического материала.

3. Иррациональность обоснования. Цель - уравнять в правах логику обоснования теории и логику открытия. В позитивизме производство нового знания не подлежит никакому нормированию, тогда как на его обоснование накладывается ряд методологических норм и стандартов. Согласно П. Фейерабенду эта ситуация в корне несправедлива, поскольку каждая новая теория диктует свою собственную (а не стандартно традиционную) процедуру доказательства, в том числе и эмпирического. Специфика теории влечет за собой аналогичную специфику своего эмпирического содержания и наоборот.

4. Принцип несоизмеримости (строгой взаимосвязи логического аппарата теории и решаемых ею проблем и невозможность использовать их отдельно друг от друга или «привить» теоретический аппарат к неродственной ему проблематике) распространяется не только на различные научные теории, но и на сравнение науки с другими типами дискурса - мифом, религией и т. п.

Этические основы науки

Высокая роль и растущее значение науки в жизни современного общества, с одной стороны, а с другой - опасные негативные социальные следствия бездумности, а порой и откровенно преступного использования достижений науки повышают в наши дни требования к нравственным качествам ученых, к этической стороне научной деятельности. Научно-исследовательская работа требует от ее исполнителей соблюдение ряда принципов поведения в научном сообществе. Эти принципы определяются совокупностью морально-этических ценностей, присущих данному виду творческой деятельности. Их содержание сложилось исторически и совершенствуется самим научным сообществом в соответствии с условиями современности.

Научная этика - это совокупность установленных и признанных научным сообществом норм поведения, правил морали научных работников, занятых в сфере научно-технологической и научно-педагогической деятельности.

Основная идея этики науки была выражена ещё Аристотелем - «Платон мне друг, но истина дороже». С XIX века научная деятельность стала профессиональной.

В нормах научной этики находят свое воплощение, во-первых , общечеловеческие моральные требования и запреты , такие, например, как «не укради», «не лги», приспособленные к особенностям научной деятельности. Как нечто подобное краже оценивается в науке плагиат, когда человек выдает научные идеи, результаты, полученные кем-либо другим, за свои; ложью считается преднамеренное искажение (фальсификация) данных эксперимента.

Во-вторых , этические нормы наукислужат для утверждения и защиты специфических, характерных именно для науки ценностей . Американский социолог Р.К. Мертон предложил четыре основополагающих ценности.

Первая – универсализм: у беждение в том, что изучаемые наукой природные явления повсюду протекают одинаково и что истинность научных утверждений должна оцениваться независимо от возраста, пола, расы, авторитета, титулов и званий тех, кто их формулирует. Результаты маститого ученого должны подвергаться не менее строгой проверке и критике, чем результаты его молодого коллеги.

Вторая - общность , смысл которой в том, что научное знание должно свободно становиться общим достоянием. Публикуя результаты исследования, ученый не только утверждает свой приоритет и выносит полученный результат на суд критики, но и делает его открытым для дальнейшего использования всеми коллегами.

Третья - бескорыстность , когда первичным стимулом деятельности ученого является поиск истины, свободный от соображений личной выгоды (обретения славы, получения денежного вознаграждения).

Четвертая - организованный скептицизм : каждый ученый несет ответственность за оценку доброкачественности того, что сделано его коллегами, и за то, чтобы сама оценка стала достоянием гласности. При этом ученый, опиравшийся в своей работе на неверные данные, заимствованные из работ его коллег, не освобождается от ответственности, коль скоро он сам не проверил точность используемых данных. Из этого требования следует, что в науке нельзя слепо доверяться авторитету предшественников, сколь бы высоким он ни был. В научной деятельности равно необходимы как уважение к тому, что сделали предшественники, так и критическое отношение к их результатам.

Можно выделить следующие обобщенные этические принципы научной деятельности, которые признаются большинством ученых:

· самоценность истины;

· ориентированность на новизну научного знания;

· свобода научного творчества;

· открытость научных результатов;

· исходный критицизм.

Принцип самоценности истины подразумевает ориентацию исследователя и научной деятельности на поиск объективного знания, а не на личные, групповые, корпоративные или национальные интересы. Истина и только истина - основная ценность деятельности в сфере науки.

Новизна научного знания . Наука существует, только развиваясь, а развивается она непрерывным приращением и обновлением знания. Необходимость получения новых фактов и создания новых гипотез обуславливает обязательную информированность исследователя о ранее полученных в этой области науки знаниях.

Свобода научного творчества - идеальный, но не всегда реализуемый принцип научной деятельности. Для науки нет и не должно быть запретных тем, и определение предмета исследований есть выбор самого ученого. Любой результат должен быть внимательно проанализирован и оценен научным сообществом.

Всеобщность или открытость научных достижений . На результаты фундаментальных научных исследований не существует права интеллектуальной собственности, ибо они принадлежат всему человечеству. Автор и никто другой не может запретить использовать научные результаты или требовать какой-либо компенсации за их использование, кроме ссылки на авторство.

Исходный критицизм . Принцип, который подразумевает открытость для сомнений по поводу любых результатов научной деятельности, как своих собственных, так и публикуемых другими учеными.

Таким образом, в науке взаимоотношения и действия каждого из них подчиняются определенной системе этических норм, определяющих, что допустимо, что поощряется, а что считается непозволительным и неприемлемым для ученого в различных ситуациях. Эти нормы возникают и развиваются в ходе развития самой науки, являясь результатом своего рода «исторического отбора», который сохраняет только то, что необходимо науке и обществу на каждом этапе истории.

20 вопрос.

Разработка философии герменевтики как одного из направлений современной европейской философии была начата итальянским историком права Эмилио Бетти (1890–1970), а затем продолжена немецким философом Хансом Георгом Гадамером (1900–2002) в его работах «Герменевтический манифест» (1954), «Общая теория понимания» (1955), «Истина и метод» (1960). Гадамер реконструирует учение своих предшественников и создает философию понимания . В его определении это способ освоения мира человеком, в котором наряду с теоретическим знанием существенную роль играет непосредственное переживание («опыт жизни»), состоящий из различных форм практики (опыт истории), формы эстетического переживания, («опыт искусства»). Хранилищем опыта являются язык, искусство. Источниками опыта служат образование, предания, культурные традиции, осмысливаемые индивидом в обществе. Герменевтический опыт в учении Гадамера носит незавершенный характер, что, как он считает, является эпистемологической проблемой общества. При этом существенна роль самопонимания субъекта и его совпадение с интерпретацией, истолкованием своей экзистенции. Главный смысл понимания чужого текста философ видит в «перемещении в чужую субъективность». Поистине: понять другого невозможно, не ощутив себя на его месте! Гадамер в книге «Истина и метод. Основные черты философии герменевтики» продолжает метафизические традиции Платона и Декарта, отстаивает идею о том, что главным носителем понимания традиций является язык.

Основой герменевтики Гадамер считал так называемую понимающую психологию как способ непосредственного постижения целостности душевно-духовной жизни. Основную проблему герменевтики он сформулировал следующим образом: «Как может индивидуальность сделать предметом общезначимого объективного познания чувственно данное проявление чужой индивидуальной жизни?» Анализируя «чистое» сознание, Гадамер выделяет несознаваемый фон интенциональных актов, отводя герменевтике роль учения о бытии в традициях гегелевской диалектики. Он приходит к убеждению, что слишком тесная связь бытия со своим прошлым является помехой для исторического понимания подлинной сущности и ценности. Согласно Гадамеру, основу исторического познания всегда составляет предварительное понимание , заданное традицией, в рамках которой происходят жизнь и мышление. Предпонимание доступно исправлению, корректировке, но освободиться от него полностью невозможно. Безпредпосылочное мышление Гадамер рассматривал как фикцию, не учитывающую историчность человеческого опыта. Носителем понимания является язык, языковое понимание, раскрытое в трудах В. Гумбольдта.

Сознание – «нетематический горизонт» – дает некоторое предварительное знание о предмете, составляющее содержание «жизненного мира», лежащего в основе возможного взаимопонимания индивидов. По мнению философа, при любом исследовании далекой от нас культуры необходимо прежде всего реконструировать «жизненный мир» культуры, в соотнесении с которым мы можем понять смысл отдельных ее памятников. О бытии культуры вещают произведения поэтов – знатоков языка.

Основными понятиями философии Гадамера являются «практика», «жизнь», «слово», «диалог». Герменевтический опыт, т.е. перемещение в чужую жизнь, основан на стремлении понять «другого». В основе геменевтического опыта лежит предание, отраженное в фольклоре; опыт жизни, включающий прожитые события в поколениях, хранящиеся в народной памяти, в легендах, искусстве, культуре, в словоупотреблении. Искусство, считает Гадамер, способно дать философии жизни новый импульс. Культурные традиции способствуют самоосмыслению и интеграции личности в обществе, постулируя ее генетическую укорененность. Так совершается герменевтический круг, устанавливая связь поколений и их преемственность; отмечается эпистемологическая незавершенность герменевтического опыта (перемещения в чужую субъективность).

Гадамер пишет: «Опытный человек предстает перед нами как принципиально адогматический человек, который именно потому, что он столь многое испытал и на опыте столь многому научился, обладает особой способностью приобретать новый опыт и учиться на этом опыте. Диалектика опыта получает свое итоговое завершение на каком-то итоговом знании, но в той открытости для опыта, которая возникает благодаря самому опыту» .

Главное, что обретается в опыте, – готовность к обновлению, изменению, к встрече с «иным», которое становится «своим». Опыт переживаний, ошибок, страданий, разбитых надежд приводит к осознанию своих границ и одновременно к открытости конечного человеческого существа в свете всеобщего, универсального. Открытость опыта, знание того, что можно ошибиться, приводят к поискам истины через личностное постижение на основе собственного опыта. Но опыт – не только нравственное испытание, он испытывает «на прочность» наши умения. Опыт практичен. Он усмиряет фантазии, привязывает разум к действительности. На пути познания можно придти к истинному знанию и заставить природу служить себе.

Процесс понимания Гадамер делит на составные части. Он выделяет предпонимание , которое вырастает из обращенности к делу в виде предмнения, предрассуждения, предрассудка. В предпонимании замешана традиция: мы всегда находимся внутри предания, считает философ. Человек в восприятии текста позволяет ему «говорить». Если человек хочет понять текст, то он должен его «выслушать».

Герменевтик вторгается в субъективность человека. Понимание не есть перенесение в чуждую субъективность. Оно выступает в качестве расширения своего горизонта и обозрения иного «нечто» в правильных пропорциях. У Гадамера вещи не заговаривают лишь потому, что они не обладают умением говорить. В своем молчании, однако, они определяют строй языка, той среды, в которой человек живет. Вещь сохраняет себя в слове. Мышление есть экспликация слова.

Много внимания Гадамер уделяет пониманию прекрасного , которое для него есть Благо. Прекрасное в самом себе несет ясность и блеск, это способ явления благого, сущего, данного в открытом виде, в соразмерности и симметрии. Прекрасное – это венец понимания, его полнота.

Теоретическое наследие Гадамера противоречиво. В его книге «Истина и метод» отразилась цель жизни философа. В ней заявлено описание двух проблем – истины и метода. По этому поводу критики иронизировали: правильное название книги должно быть не «Истина и метод», а «Истина, но не метод». В одном из писем своему критику Гадамер писал: «В сущности, я не предлагаю никакого метода, а описываю то, что есть» .

В. А. Канке, исследовавший теоретическое наследие Гадамера, справедливо отмечает: «...За годы, прошедшие после выхода в свет „Истины и метода“, в полной мере выделена их историчность. Это существенно сблизило понимание естественных и гуманитарных наук. Противопоставление герменевтики естественным наукам потеряло былую остроту»

Сказать, что идеи Поппера и Куна ошибочны - это не значит сказать, что они не могут служить полезными орудиями для анализа науки. Модель нормальной науки Куна точно описывает то, что сейчас делает большинство ученых: отрабатывают детали, решают относительно тривиальные задачи, которые скорее поддерживают, а не бросают вызов превалирующей парадигме. Критерий опровержимости Поппера способен помочь разделить эмпирическую науку и ироническую науку. Но каждый философ, проводя свои идеи слишком далеко, слишком серьезно их воспринимая, оказывается в абсурдной, противоречащей самой себе позиции.

Как скептику избежать превращения в Карла Поп-пера, стучащего кулаком по столу и кричащего, что он - НЕ догматик? Или в Томаса Куна, пытающегося точно передать, что он думает, когда говорит о невозможности истинной связи? Есть только один путь. Нужно объединить - полностью принять - парадокс, противоречие, риторическое излишество. Следует признать скептицизм необходимым, но невозможным занятием. Следует стать Паулем Фейерабендом.

Первой и оказавшейся наиболее влиятельной книгой Фейерабенда является «Против методологии» (Against Method ). Она была опубликована в 1975 году и переведена на 16 языков. Она доказывает, что философия не может обеспечить методологию и вообще разумное для науки, потому что в ней нет разумного для объяснений. Анализируя такие краеугольные камни, как суд над Галилеем в Ватикане и развитие квантовой механики, Фейерабенд хотел показать, что в науке нет логики; ученые создают научные теории и придерживаются их по весьма субъективным и даже иррациональным причинам. В соответствии с Фейера-бендом, ученые могут и должны делать все необходимое для того, чтобы продвигаться вперед. Он суммировал свое антикредо фразой: «Пойдет всё». Однажды Фейерабенд поднял на смех критический рационализм Поппера как «горячий парок над позитивистской чашкой с чаем» 15 . Он соглашался с Куном по многим пунктам, в частности о несоизмеримости научных теорий, но доказывал, что наука редко является такой нормальной, как утверждал Кун. Фейерабенд также обвинял Куна - вполне справедливо - в обходе осложнений, вытекающих из его точки зрения; он замечал, к отчаянию Куна, что социально-политическая модель его научных изменений прекрасно подходит организованной преступности 16 .

Склонность Фейерабенда к позерству привела его к оскорбительным укусам. Однажды он сравнил науку с магией вуду, колдовством и астрологией. Он защищал право религиозных фундаменталистов иметь собственную версию мироздания, которую преподавали бы в школах наравне с теорией эволюции Дарвина 17 . Статья о нем в справочнике «Кто есть кто в Америке» за 1991 год заканчивалась следующей фразой: «Моя жизнь - результат несчастных случаев, а не целей и принципов. Моя интеллектуальная работа составляет лишь незначительную ее часть. Любовь и личное понимание гораздо важнее. Ведущие интеллектуалы и их страсть к объективности убивают эти личные элементы. Они преступники, а не освободители человечества».

Дадаистская риторика Фейерабенда скрывала очень серьезный момент: человеческое стремление искать абсолютные истины, неважно, насколько благородные, часто заканчивается тиранией. Фейерабенд нападал на науку не потому, что искренне верил, что у нее не больше претензий на истину, чем у астрологии. Как раз наоборот. Фейерабенд атаковал науку потому, что понимал - и ужасался - ее силу, ее потенциал в поддержании разнообразия человеческой мысли и культуры. Он возражал против научной точности из моральных и политических, а не гносеологических причин.

В конце книги «Прощание с разумом» (Farewell to Reason 1987) Фейерабенд раскрыл, насколько глубоким был его релятивизм. Он рассматривает положение, которое «привело в ярость многих читателей и разочаровало многих друзей, - отказ осудить даже самый экстремальный фашизм и предположение, что ему следует разрешить процветать». Этот момент был особо болезненным, потому что Фейерабенд служил в немецкой армии во время Второй мировой войны. Фейерабенд доказывал, что обвинять нацизм слишком легко, но именно высокоморальная уверенность в своей правоте и уверенность вообще сделали нацизм возможным.

«Я считаю, что Освенцим - это экстремальная манифестация состояния, которое все еще процветает среди нас. Оно проявляется в отношении к меньшинствам в индустриально развитых демократических странах; в образовании, включая обучение гуманитарной точке зрения, которое большей частью состоит из обращения прекрасных молодых людей в бесцветные и лицемерные копии их учителей; в ядерной угрозе, постоянном Увеличении количества и мощи смертоносного оружия

и готовности некоторых так называемых патриотов к началу войны, в сравнении с которой Холокост кажется ничтожным. Оно показывает себя в уничтожении природы и „примитивных" культур, и никто не думает о тех, для кого жизнь в результате теряет смысл; в огромном тщеславии наших интеллектуалов, их вере в то, что они точно знают, что нужно человечеству, и в их безжалостных усилиях переродить людей в собственное жалкое подобие; в инфантильной мании величия некоторых наших докторов, которые шантажируют своих пациентов страхом, калечат их, а затем преследуют, выставляя огромные счета; в отсутствии чувства у многих так называемых искателей истины, которые систематически мучают животных, изучают их мучения и получают награды за свою жестокость. С моей точки зрения, нет разницы между палачом Освенцима и этими „благодетелями человечества"» 18 .

К тому времени, когда я попытался найти Фейера-бенда (в 1992 году), он уже уволился из Калифорнийского университета в Беркли. Там никто не знал, где он; коллеги Фейерабенда уверяли меня, что мои попытки найти его успехом не увенчаются. В Беркли у него был телефон, позволявший ему звонить другим, но позвонить ему самому было нельзя. Он принимал приглашения на конференции, а потом не появлялся. Он приглашал по почте коллег посетить его, но, когда они приезжали и стучались в дверь его дома в горах, никто не открывал им.

Позднее, просматривая журнал «Айсис», посвященный истории и философии науки, я обнаружил кратенькую рецензию на сборник эссе, написанную Фейе-рабендом. Рецензия показала талант Фейерабенда к остротам. В ответ на клеветническое замечание автора о религии Фейерабенд отвечает: «Молитва не может

оказаться эффективной в сравнении с небесной механикой, но она несомненно держит в руках некоторые секторы экономики» 19 .

Я позвонил редактору «Айсис», чтобы спросить, не знает ли он, как можно связаться с Фейерабендом, и он дал мне адрес в Швейцарии, под Цюрихом. Я послал Фейерабенду льстивое письмо, поясняя, что хотел бы взять у него интервью. К моей радости, он ответил веселым, написанным от руки посланием, заявляя, что не возражает. Он живет в собственном доме в Швейцарии и иногда в доме своей жены в Риме. Фейерабенд дал мне номер телефона в Риме, а также вложил в конверт свою фотографию в переднике перед раковиной с горой грязной посуды. На этом фото он широко улыбается. Как он объяснил, фотография запечатлела его «за любимым занятием - мытьем посуды для моей жены в Риме». В середине октября я получил еще одно письмо от Фейерабенда: «Сообщаю вам, что буду (93 %) в Нью-Йорке с 25 октября по 1 ноября и что мы сможем встретиться для интервью. Я позвоню вам, как только приеду».

В результате я встретился с Фейерабендом в роскошной квартире на Пятой авеню холодным вечером за несколько дней до Хэллоуина. Квартира принадлежала бывшей студентке, которая разумно оставила философию в пользу торговли недвижимостью - и, очевидно, добилась некоторого успеха. Она встретила меня и проводила в кухню, где сидел Фейерабенд со стаканом красного вина. Он поднялся и, стоя несколько согнувшись, словно у него болела спина, поздоровался со мной. И только тогда я вспомнил, что Фейерабенд получил ранение в спину во время Второй мировой войны и был инвалидом.

Энергией и квадратным лицом Фейерабенд напоминал гнома. Во время нашей беседы он декламировал,

ухмылялся, говорил вкрадчиво и шептал - в зависимости от точки зрения или темы - и одновременно размахивал руками, подобно дирижеру. Самоуничижение добавляло остроты его высокомерию. Он называл себя ленивым и болтуном. Когда я спросил о его позиции по какому-то вопросу, он сморщился.

Нет у меня никакой позиции! - сказал он. - Если у тебя есть позиция, то она всегда оказывается спря танной внутри. - И он изобразил работу невидимой отвертки, будто бы завинчивающей позицию внутрь. - У меня есть мнения, которые я энергично защищаю, а затем я понимаю, насколько они глупы, и отказыва юсь от них.

За этой сценой со снисходительной улыбкой наблюдала жена Фейерабенда, Грация Боррини (Grazia Borrini ), итальянский физик, которая была настолько спокойна, насколько Фейерабенд казался маниакальным. Боррини была студенткой Фейерабенда в Беркли в 1983 году, когда хотела получить второе высшее образование по специальности здравоохранение. Они поженились шесть лет спустя. Боррини иногда вступала в разговор, например, когда я спросил, почему Фейерабенд считает, что ученых приводит в ярость то, что он пишет.

Понятия не имею, - ответил он, изображая свя тую невинность. - А что, в самом деле?

Боррини вставила, что она пришла в ярость, впервые услышав про идеи Фейерабенда от другого физика.

Некто забирал у меня ключи от Вселенной, - по яснила она. И только после того, как она сама прочита ла его книги, она поняла, что взгляды Фейерабенда го раздо тоньше и хитрее, чем заявляют его критики. - Вот о чем вам следует написать, мне кажется, - сказа ла мне Боррини, - о великом непонимании.

О, перестань, он же не мой пресс-атташе, - сказал Фейерабенд.

Как и Поппер, Фейерабенд родился и вырос в Вене. В ранней юности обучался актерскому мастерству и пению. Тогда же увлекся наукой - после того, как походил на лекции одного астронома. Фейерабенд не считал два своих увлечения несовместимыми и представлял себя одновременно оперным певцом и астрономом.

Днем я практиковался в пении, вечерами играл на сцене, а поздно ночью смотрел на звезды, - сказал он.

Затем началась война. Германия оккупировала Австрию в 1938 году, а в 1942 восемнадцатилетний Фейерабенд поступил в офицерскую школу. Хотя он надеялся, что его обучение не закончится до окончания войны, он оказался во главе 3000 солдат на русском фронте. В 1945 году, сражаясь против русских (а фактически отступая), он был ранен в спину.

Мне было не встать, - вспоминал Фейерабенд, - и я до сих пор помню, что тогда думал: «Значит, буду ездить вдоль книжных стеллажей на инвалидной ко ляске». Я был очень счастлив.

Постепенно к нему вернулась способность ходить, хотя только с палочкой. После войны он возобновил учебу в Венском университете и переключился с физики на историю; она ему надоела, он вернулся в физику, ему снова надоело, и в конце концов он остановился на философии. Его талант выдвигать абсурдные положения при помощи одной сообразительности привел его к мысли, что риторика, а не истина является самым главным для победы в споре.

Истина сама по себе - это риторический термин, - заявил Фейерабенд. Выпятив вперед подбородок, он произнес нараспев: - «Я ищу истину». Да, Поппер был великим человеком.

Фейерабенд учился у Поппера в Лондонской школе экономики в 1952-1953 годах, там же он встретил и Лакатоса, еще одного великого студента Поппера. Именно Лакатос много лет спустя надоумил Фейерабенда написать «Против методологии».

Он был моим лучшим другом, - сказал Фейера бенд о Лакатосе.

Фейерабенд преподавал в Бристольском университете до 1959 года, а затем переехал в Беркли, где познакомился с Куном.

Как и Кун, Фейерабенд отрицал, что был антинаучен. А заявлял он в первую очередь то, что никаких научных методов не существует.

Вот как обстоит дело в науке, - сказал Фейера бенд. - У вас есть кое-какие идеи, которые срабатыва ют, а затем возникает новая ситуация, и вы пробуете что-то еще. Это оппортунизм. Вам нужна коробка с ин струментом, причем там должен лежать самый разно образный инструмент. А не только молоток, гвозди и больше ничего.

Именно это он и имел в виду своей сильно раскритикованной фразой «пойдет все» (а не то, что обычно думали: одна научная теория не хуже другой). Ограничение науки частной методологией - даже такой свободно определяемой, как схема опровержимости Поп-пера или тип нормальной науки Куна, - разрушит ее, говорил Фейерабенд.

Фейерабенд также возражал против заявления, что наука выше других типов знаний. Его особенно разъярила тенденция западных государств навязывать людям против их воли продукты науки - будь то теория эволюции, атомные заводы или гигантские ускорители частиц.

Церковь отделена от государства, - жаловался он, - а наука - нет!

Наука «дает захватывающие рассказы о Вселенной, о ее составляющих и развитии, о том, как возникла жизнь и все такое прочее», говорил Фейерабенд. Но донаучные «составители мифов» - певцы, придворные шуты и барды, - подчеркнул он, сами зарабатывали себе на жизнь, в то время как современных ученых содержат налогоплательщики.

Если он не против науки, спросил я, то что он имел в виду в своем заявлении в справочнике «Кто есть кто» о том, что все интеллектуалы - преступники?

Я долго так думал, - ответил Фейерабенд, - но в прошлом году я это вычеркнул, потому что есть мно го хороших интеллектуалов. - Он повернулся к своей жене. - Я имею в виду, что ты - интеллектуал.

Нет, я физик, - твердо ответила она. Фейерабенд пожал плечами.

Что означает слово «интеллектуал»? Оно отно сится к людям, которые думают над вещами дольше других. Но многие из них просто убивают других, заяв ляя: «Мы это выяснили».

Фейерабенд отметил, что многие индустриально неразвитые страны прекрасно обошлись без науки. Африканские бушмены «процветают в условиях, где любой западный человек умрет через несколько дней», сказал он.

Теперь можно утверждать, что люди в нашем об ществе живут гораздо дольше, но вопрос в том, каково качество жизни, а этот вопрос не решен.

Но разве Фейерабенд не понимает, как подобное заявление может раздражать большинство ученых? Даже если бушмены счастливы, они неграмотны, и разве знание не лучше незнания?

А что такого великого в знании? - ответил Фейер абенд. - Бушмены хорошо относятся друг к другу. Они не убивают друг друга.

По заявлению Фейерабенда, люди имеют полное право отказаться от науки, если им так хочется.

Он имеет в виду, что у христианских фундаменталистов также было право обучать в школах креационизму наряду с теорией эволюции?

Я думаю, что «правое» дело - вопрос очень хит рый, - ответил Фейерабенд, - потому что если у кого- то есть право, то они могут стукнуть кого-то этим пра вом по голове.

Он замолчал. В идеале, сказал он потом, детям нужно представлять как можно больше различных типов мышления, чтобы они могли свободно выбирать между ними. Он заерзал на стуле. Улучив удобный момент, я заметил, что он на самом деле не ответил на мой вопрос о креационизме. Фейерабенд нахмурился.

Это конченое дело. Оно меня не особо интересует. Фундаментализм - это не есть старая богатая христи анская традиция.

Но американские фундаменталисты очень сильны, настаивал я, и они используют вещи, которые он говорит, чтобы атаковать теорию эволюции.

Науку использовали, чтобы сказать, что некото рые люди имеют низкий коэффициент интеллектуаль ных способностей, - ответил он резко. - Так что все

используется различными способами. Наука - чтобы атаковать разные типы других людей.

Но разве преподавателям не следует указывать, что научные теории отличаются от религиозных ми фов? - спросил я.

Конечно. Я сказал бы, что наука сегодня очень популярна, - ответил он. - Но затем следует дать и другой стороне представить как можно больше доказа тельств, потому что другой стороне всегда дают на это мало времени.

В любом случае, так называемые слаборазвитые народы часто знают гораздо больше об окружающей среде, например о местных растениях, чем так называемые эксперты.

Так что говорить, что эти люди необразованны - это просто... необразованность!

Я выпалил свой самоопровергающий вопрос: разве нет ничего противоречивого в том, каким образом он использовал методику западного рационализма, чтобы атаковать западный рационализм? Фейерабенд не заглотил наживку.

Ну, они просто инструменты, а инструменты мож но использовать так, как считаешь нужным, - мягко сказал он. - Они не могут обвинять меня в том, что я их использую.

Фейерабенд казался скучным, отвлекающимся. Хотя он не признавался в этом, мне показалось, что он устал быть радикальным релятивистом, защищая различные системы веры, существующие в мире, - астрологию, креационизм, даже фашизм! - от быка-рационализма.

Однако глаза Фейерабенда снова заблестели, когда он заговорил о книге, над которой работал. Предварительно она была названа «Покорение излишества»

(The Conquest of Abundance ) и направлялась против человеческой страсти к редукционизму.

Все людские предприятия, - пояснил Фейер- абенд, - пытаются уменьшить естественное разнообра зие или «излишество», присущее реальности. Прежде всего, сама система восприятия разбивает это излише ство - или мы не смогли бы выжить.

Религия, наука, политика и философия представляют наши попытки еще больше сжать реальность. Конечно, эти попытки покорить излишество просто создают новые излишества и новые сложности.

В политических войнах погибло много людей. Я имею в виду, что определенные мнения кое-кому не нравятся.

Как я понял, Фейерабенд говорит о нашем поиске Ответа, теории, которая отметет все остальные.

Но, по Фейерабенду, Ответ навсегда останется - должен остаться - за пределами, которые мы можем достичь. Он насмехался над верой некоторых ученых в то, что они когда-нибудь смогут охватить реальность в единой теории, объясняющей всё.

Пусть верят, если это приносит им радость. Пусть говорят об этом. «Мы коснулись бесконечного!» А не которые утверждают - голос его стал унылым - «Да- да, он говорит, что коснулся бесконечности». А некото рые говорят - взволнованным голосом - «Да, да! Он говорит, что коснулся бесконечности!» Но заявлять де тям в школе: «Вот истина» - это уже слишком.

Любое описание реальности обязательно является неподходящим, утверждал Фейерабенд.

Вы думаете, что этот мотылек-поденка, это ни чтожество человек - в соответствии с современной ко смологией - может всё понять? Мне подобное ка жется сумасшествием! Это не может быть правдой!

Они выяснили одну частную реакцию на свои действия, и эта реакция дает вот такую Вселенную, а реальность, которая стоит за описанной, просто смеется: «Ха-ха! Они думают, что нашли меня!»

Философ Дионисий Ареопагит, сказал Фейерабенд, доказывал, что прямо увидеть Бога - это означает не увидеть ничего.

Вот это для меня имеет смысл. Не могу объяснить почему. Это огромное, из чего все пришло, а у тебя нет возможностей. Язык возник от того, что ты имеешь де ло с вещами, стульями, несколькими инструментами. И на этой крохотной Земле! - Фейерабенд замолчал, словно растворился в восторженном состоянии. - Вы знаете, что Бог - это эманация? И они спускаются вниз и становятся все более и более материальными. И в конце, в самом конце последней эманации можно увидеть маленький след и догадаться, что это такое.

Удивленный этим взрывом, я спросил у Фейерабен-да, религиозен ли он.

Не уверен, - ответил он. Его воспитывали как ка толика, затем он стал воинствующим атеистом. - А те перь моя философия приняла совсем другую форму. Не может так быть, что Вселенная - бах! - и развива ется. Нелепость какая-то.

Конечно, многие ученые и философы спорили, что незачем рассуждать о смысле или цели Вселенной.

Но люди-то спрашивают, так почему бы и нет? Пусть все это войдет в книгу и будет представлено как теория излишества, но написание займет у меня много времени.

Когда я собрался уходить, Фейерабенд поинтересовался, как прошла вечеринка по поводу дня рождения моей жены. (Я сказал Фейерабенду о дне рождения жены, когда договаривался о встрече.)

Отлично, - ответил я.

Вы не отдаляетесь друг от друга? - не унимался Фейерабенд, пронзая меня взглядом. - Это не послед ний день рождения, который вы празднуете вместе?

Почему он должен быть последним? - в ужасе уставилась на него Боррини.

Я не знаю! - воскликнул Фейерабенд сдаваясь. - Потому что так бывает! - Затем он повернулся ко мне. - Вы давно женаты?

Три года.

А, только самое начало. Все плохое еще впереди. Просто подождите лет десять.

Да, сейчас вы говорите как настоящий философ, - заметил я.

Фейерабенд засмеялся. Он признался, что трижды женился и разводился, перед тем как познакомиться с Боррини.

Теперь я впервые счастлив, что женат.

Я сказал, что слышал о том, что его женитьба на Боррини сделала его более покладистым.

Ну, тут две причины, - ответил Фейерабенд. - Когда стареешь, у тебя просто нет энергии не быть по кладистым. Да и она сама сыграла немалую роль.

Он широко улыбнулся жене, она улыбнулась в ответ.

Повернувшись к Боррини, я напомнил о фотографии ее мужа рядом с горой немытой посуды и его приписку о том, что выполнение этой обязанности теперь является самым важным делом его жизни.

Боррини хмыкнула.

Раз в сто лет, - заметила она.

Что ты хочешь этим сказать? Какое «раз в сто лет»? - закричал Фейерабенд. - Я каждый день мою посуду!

Раз в сто лет, - твердо повторила Боррини.

Я решил поверить физику, а не релятивисту.

Чуть больше чем через год после моей встречи с Фей-ерабендом «Нью-Йорк Тайме» сообщила, что «философ антинауки» умер от опухоли мозга 20 . Я позвонил Боррини в Цюрих, чтобы выразить свои соболезнования и, разумеется, чтобы удовлетворить элементарное журналистское любопытство. Она была рассеянна. Это случилось так быстро. Пауль жаловался на головные боли, а затем, через несколько месяцев... Собравшись с силами, она гордо заявила мне, что Фейерабенд работал до последнего дня. Как раз перед смертью он закончил пробный вариант автобиографии. (Книга с типичным названием, которое мог придумать только Фейерабенд, - «Убивая время» (Killing Time ) - была опубликована в 1995 году. На страницах, которые Фейерабенд писал в последние дни жизни, он сделал вывод, что любовь - это все, что имеет значение в жизни 21 .)

А что там с книгой об излишествах? - спросил я.

У Пауля не нашлось времени ее закончить, - от ветила Боррини.

Вспоминая, как Фейерабенд разносил врачей, я не смог удержаться, чтобы не спросить, обращался ли ее муж к врачам по поводу своей опухоли. Конечно, ответила она. Он «абсолютно не сомневался» в диагнозе, поставленном врачами, и был готов пройти любой курс лечения, рекомендованный ими. Просто опухоль обнаружили слишком поздно, чтобы что-то сделать.

Двадцатый век принес человечеству множество разочарований: обесценилась человеческая жизнь, потеряли привлекательность идеалы свободы, равенства и братства, за которые так истово боролись раньше. Понятия добра и зла приобрели новую окраску и даже оценку. Все то, в чем люди были уверены, стало относительно. Даже такое абсолютно стабильное понятие, как «знание», подверглось жесткой критике и сомнению. С того момента, как философия стала активно вмешиваться в науку, в жизни ученых наступили тревожные времена. Методологический анархизм Пола Фейерабенда сыграл в этом немаловажную роль. О его философских взглядах расскажет наша статья.

Провокатор научного сообщества

Пол Карл Фейерабенд в традиционном философском мире был настоящим Мало того что он поставил под сомнение все общепринятые нормы и правила научного познания. Он сильно пошатнул авторитет науки в целом. До его появления наука была оплотом абсолютного знания. По крайней мере это касалось тех открытий, которые уже были доказаны. Как можно подвергнуть сомнению Фейерабенд показал, что это вполне реально. Он не чурался и откровенного эпатажа. Любил при случае ввернуть высказывание Маркса или Мао Дзэдуна, сослаться на достижения шаманов Латинской Америки и успехи их магии, всерьез доказывал необходимость не проходить мимо силы экстрасенсов. Многие философы того времени воспринимали его просто-напросто как хулигана или клоуна. Тем не менее его теории оказались одними из самых интересных достижений человеческой мысли двадцатого века.

Мама-анархия

Одной из самых известных работ, которые написал Пол Фейерабенд, является книга «Против методологического принуждения». В ней он убедительно доказывает, что абсолютное большинство научных открытий произошло не с использованием общепринятых понятий, а как раз благодаря их отрицанию. Философ призывал взглянуть на науку чистым взором, не замутненным старыми правилами. Нам часто кажется верным то, что привычно. На поверку же оказывается, что к истине ведут совсем другие предположения. Поэтому Пол Фейерабенд провозгласил принцип «возможно все». Проверяй, а не доверяй — таков основной посыл его философии. На первый взгляд ничего экстраординарного в этом нет. Но философ решил проверить даже те теории, которые давно стали столпами в своей области. Чем незамедлительно вызвал острое неприятие к себе в среде классического ученого мира. Он подверг критике даже принцип мышления и поиска истины, которому веками следовали исследователи.

Альтернативный способ мышления

Что же предлагает взамен Пол Фейерабенд? Против способа построения выводов из уже имеющихся наблюдений и доказанных истин он призывает использовать несовместимые, на первый взгляд абсурдные гипотезы. Такая несовместимость способствует расширению научного кругозора. В результате ученый сможет лучше оценить каждую из них. Философ советует также не брезговать обращением к давно забытым теориям, словно следуя поговорке, что все новое - это хорошо забытое старое. Объясняет это Фейерабенд очень просто: ни одну теорию невозможно полностью обезопасить от возможности опровергнуть ее каким-либо утверждением. Рано или поздно найдется факт, который поставит ее под сомнение. Кроме того, не стоит отметать и чисто человеческий фактор, ведь факты ученым отбираются уже исходя из из одного желания доказать свою правоту.

Пол Фейерабенд: философия науки

Еще одним немаловажным требованием философа к научному познанию было наличие множества конкурирующих теорий, то есть пролиферация. Взаимодействуя друг с другом, они будут постоянно совершенствоваться. При доминировании же одной теории она рискует закостенеть и превратиться в некое подобие мифа. Фейерабенд был ярым противником идеи о таком развитии науки, когда новые теории логически вытекают из старых. Он считал, что, напротив, каждая следующая гипотеза отменяет действие предыдущей, активно ей противоречит. В этом он видел динамику развития человеческой мысли и будущее человечества.

Клуб знатоков

Некоторые высказывания Фейерабенда можно принять как отрицание состоятельности науки вообще. Но это не совсем так. Он просто указывает нам, что не стоит безоговорочно полагаться на непогрешимость науки. К примеру, в отличие от своего современника Поппера, который предлагал ученому опровергать собственные теории, Пол Фейерабенд настаивал на том, что необходимо обеспечивать свои гипотезы сразу несколькими объяснениями. Желательно построенными на разных основаниях. Только так, по его мнению, можно избежать слепой уверенности в своей правоте. Это немного похоже на игру «Что? Где? Когда?», в которой знатоки прорабатывают на всякий случай несколько гипотетических ответов, экспериментально выбирая наилучший.

Вопросы, оставшиеся без ответа

Одна из самых скандальных книг, которые написал Пол Фейерабенд, - «Против метода». Идею для ее создания подал философу его друг Имре Лакатос. Смысл работы заключался в том, что каждую гипотезу, сформулированную в этой книге Фейерабендом, Лакатос подвергнет жесточайшей критике и создаст свою — опровергающую. Конструкция в виде своеобразной интеллектуальной дуэли была как раз в духе основоположника методологического анархизма. Помешала претворению этой идеи смерть Лакатоса в 1974 году. Однако Фейерабенд все равно выпустил книгу в свет, пусть и в таком половинчатом состоянии. Позже философ писал, что своими нападками на рационалистическую позицию в этом произведении хотел вызвать Имре на их защиту.

Пол Фейерабенд. «Наука в свободном обществе»

Пожалуй, это произведение философа произвело еще больший скандал, чем «Против метода». В нем Фейерабенд предстает как откровенный антисциентист. Он разбивает в пух и прах все то, во что многие поколения ученых верили, как в Священный Грааль. Вдобавок ко всему в предисловии к этой вызывающей книге философ признается, что все это он просто выдумал. "Жить на что-то надо," - доверительно говорит он. Вот Фейерабенд и создал всю эту теорию, чтобы по возможности больше эпатировать публику. И тем самым вызвать ее горячий интерес, что не может не сказаться на продажах книги. Мало кто из серьезных ученых может честно признаться, что все его изыскания надуманы. Хотя частенько именно так и оказывается на самом деле. С другой стороны, возможно, это очередная провокация?

Шут гороховый или право имеет?

Чего хотел добиться своими теориями Пол Фейерабенд? Направление философской мысли в 20 веке весьма трудно описать одним термином. Различные «измы» расцвели пышным цветом не только в искусстве, но и в науке, а эпатаж как способ высказывания и позиционирования себя миру стал одним из самых действенных. Вызывая возмущение и раздражение у людей своими провокационными гипотезами, Фейерабенд хотел спровоцировать на опровержение их. Вы не согласны? Считаете мой подход неправильным? Переубедите меня! Приведите свои доказательства! Он словно бы стимулирует человечество не доверяться слепо давно известным истинам, а находить ответы самостоятельно. Возможно, если бы книга «Наука в свободном обществе» увидела свет в ее первоначально задуманном варианте, многие вопросы по поводу творчества Фейерабенда отпали бы сами собой.

Был ли Пол Фейерабенд антисциентистом или создал новую концепцию познания? Читая его работы, трудно ответить на этот вопрос. Несмотря на то что формулировал свои идеи он предельно четко, даже резко, возникает впечатление, что все это - лишь нагромождение провокационных высказываний. Пожалуй, главной заслугой философа стало его указание на непогрешимость науки и на необходимость поиска альтернативных путей познания мира. В любом случае познакомиться с творчеством этой интереснейшей личности точно стоит.

ФЕЙЕРАБЕНД (Feuerabend) Пол (13 января 1924, Вена – 11 февраля 1994, Италия) – американский философ и методолог науки, один из наиболее видных представителей постпозитивизма. Окончил Венский университет (1951), изучал теорию драматургии в Институте методологического возрождения немецкого театра (Веймар), преподавал в Венском институте наук и изящных искусств (1951–56), посещал семинар К.Поппера в Лондонской школе экономики (1955–56), преподавал в Бристольском университете (Великобритания, 1956–59). С 1959 – в США; сотрудник Миннесотского центра философии науки (Миннеаполис), профессор Калифорнийского университета (Беркли) (1962), профессор Свободного университета (Берлин) (1968–70), профессор Йельского университета (Нью Хэвен) (1969–70), профессор Федерального технологического института (Цюрих) (1979), почетный профессор университета Игнатия Лойолы в Чикаго (1970). В кон. 1940-х гг. был близок к венским философам-марксистам, в т.ч. к В.Холличеру, которого называл своим учителем, участвовал в семинаре австрийского университетского общества по вопросам оснований науки. На международных коллоквиумах в тирольской горной деревне Альпбах Фейерабенд познакомился с Ф.Франком, а в 1948 с К.Поппером, оказавшими значительное влияние на формирование его философско-методологических интересов. В то же время испытал серьезное влияние идей Л.Витгенштейна.

В кон. 1950-х – нач. 60-х гг. Фейерабенд выдвинулся в первый ряд критиков методологических программ логического эмпиризма; с этого времени его имя упоминается вместе с Т.Куном, С.Тулмином, Н.Хэнсоном, И.Лакатосом и др. Объектом критики прежде всего стала кумулятивистская модель развития науки, в основе которой, по мнению Фейерабенда, лежат два ошибочных принципа: 1) принцип инвариантности значений терминов, входящих в последовательно сменяющие одна другую научные теории, и 2) принцип логической выводимости теории-предшественницы из теории-преемницы. Ошибочность этих принципов доказывается не абстрактными методологическими аргументами, а конкретным анализом истории науки, содержания теорий. Между теориями, сменяющими друг друга, нельзя установить логические отношения, в т.ч. и в первую очередь отношение логической выводимости. Значения научных терминов определены всем контекстом теории (холистская концепция значения), поэтому термины конкурирующих теорий не могут иметь одно и то же значение. Развитие науки осуществляется через борьбу и взаимную критику. Ученые, участвующие в этой борьбе, руководствуются двумя основными стратегиями: они должны создавать теории, альтернативные общепризнанным, ибо нет другого способа выдержать интеллектуальную конкуренцию (принцип «пролиферации», размножения), и упорно защищать свои теоретические позиции, стараясь максимально использовать все их сильные стороны и не пасуя перед возникающими трудностями (принцип «устойчивости»). Из холистской концепции значения прямо следовало отрицание методологической значимости деления на «язык наблюдения» и «теоретический язык»: значения всех терминов теоретически зависимы, и выбор языка для описания наблюдений зависит от прагматического предпочтения. У сменяющих одна другую теорий нет ни общего «эмпирического базиса», ни общей терминологии. Это позволяет считать научные теории «несоизмеримыми», т.е. они не могут противоречить друг другу. Вопреки Попперу и его критическому рационализму взаимная критика различных теоретических позиций не может опираться на логические аргументы (а если научную рациональность жестко связать с логикой, то следует признать, что взаимная критика теорий не может быть и рациональной в смысле Поппера). Последний вывод, однако, не должен пониматься в духе иррационализма: Фейерабенд искал подходы к новому пониманию научной рациональности, идейную основу которого он попытался найти в «методологическом анархизме».

В этом поиске он обращается к истории науки, понимая ее прежде всего как историю формирования и конкуренции научных традиций (см. Традиции в науке). Философ науки, отождествивший научную рациональность с требованиями и предписаниями какой-то одной из таких традиций, стал бы на путь сознательного или неосознанного искажения научной истории в угоду своим представлениям о «прогрессе», якобы имеющем место в историческом развитии познания. На самом же деле, утверждал Фейерабенд, вместо наивной рационалистической уверенности в преимуществах «подлинно научного», «строго рационального» метода, который в силу этих мнимых преимуществ навязывается науке и служит ее эталоном, следует признать, что единственным действительно работающим и жизненно важным для науки принципом является правило «anything goes» – пригодно все, что способствует успеху. Последовательно развивая эту прагматистскую установку, Фейерабенд приходит к мысли о необходимости привести в соответствие рационалистические ценности науки с гуманизмом, трактуемым прежде всего как установка на свободу духа и действия как высшую ценность человеческого бытия. Рациональность, если она выступает как система ограничений творческих способностей, интеллектуальной и духовной свободы, должна быть отвергнута. Напротив, рациональным может полагаться только «анархическое» познание, доверившееся творческим импульсам, благодаря которым разум служит человеку, а не наоборот – человек абстрактным и гнетущим его рационалистическим догмам. Напр., ученый, добивающийся признания своих идей, вправе прибегать к пропаганде, политическим и идеологическим приемам, психологическому внушению (именно так, по мнению Фейерабенда, поступал Галилей, смело ломавший все каноны современной ему науки для утверждения коперниканского мировоззрения). В этом отношении наука не имеет никакого «приоритета» по сравнению с мифом или идеологией. Поэтому в «свободном обществе», т.е. в обществе, утверждающем свободу духа и деятельности в качестве своего верховенствующего принципа, наука, еще не освободившаяся от своего «шовинизма», уверенности в своем превосходстве над иными формами мышления и практики, должна быть отделена от государства, лишиться идеологической и политической поддержки последнего, а вместе с этим – и необоснованных претензий на исключительное место в культуре. Плюралистические, анархистские и антисциентистские установки Фейерабенда сближают его мировоззренческую и гносеологическую позиции с постмодернизмом.

Сочинения :

1. Against Method. Outline of an Anarchistic Theory of Knowledge. L., 1975;

2. Der wissenschafttheoretische Realismus und die Autorität der Wissenschaften. Wiesbaden, 1978;

3. Science in the Free Society. L., 1978;

4. Realism, Rationalism and Scientific Method. Philosophical Papers, v. 1–2. Cambr., 1981–83;

5. Wissenschaft als Kunst. Fr./M., 1984;

6. Farewell to Reason. L., 1987;

7. Three Dialogues on Knowledge. Oxf., 1991;

8. Killing Time. Chi., 1995;

9. Избр. труды по методологии науки. M., 1986.

Знакомство с идеями постпозитивистов показало, что последние весьма скептически относятся к гипотетико-дедуктивному методу построения научной теории и кумулятивной модели развития научного знания. Но скепсис этот в большинстве концепций лишь отрицательный: гипотетико-дедуктивная методология и кумулятивность отрицаются, но взамен ничего, работающего по крайней мере так же эффективно, не предлагается (исключение составляет лишь Лакатос с его идеей соперничества научно-исследовательских программ). Кроме того что скепсис отрицательный, он еще и непоследовательный: факт появления новой теории, с точки зрения большинства постпозитивистов, событие объективное, от воли научного сообщества не зависящее (даже если новую теорию "пробуждают" социально-психологические причины). Точно так же по объективным причинам наступает и кризис теории, т.е. смена парадигмы, программы, темы и т.п. от индивида не зависит.

Объективность процесса формирования и смены научных теорий делает научное сообщество зависимым от внешних для него обстоятельств и, что очень важно, ведет к опасности догматизма и застоя: если какая-либо теория принимается как истинная, она перекрывает пути появления новой теории, быть может, намного более эффективно объясняющей определенную предметную область. Именно эту объективность и ее негативные последствия пытается преодолеть П. Фейерабенд. Делает он это весьма своеобразно.

Рассмотрим основные идеи Фейерабенда, как они сформулированы в работах "Против методологического принуждения" (1975) и "Наука в свободном обществе" (1978)Как избежать догматизма и застоя в науке? Ответ прост: устранить их причину - отсутствие соперничества теорий. Но что делать, если у существующей и признанной теории нет пока соперников? Не ждать появления соперника, а конструировать новую теорию, имеющую, если воспользоваться термином И. Лакатоса, принципиально иное твердое ядро. И чем более убедительна существующая теория, тем острее нужда в теории альтернативной. Требование конструирования альтернативной теории обозначается Фейерабендом как принцип пролиферации. Пролиферация осуществляется "путем изобретения новой концептуальной системы, например, новой теории, которая несовместима с наиболее тщательно обоснованными результатами наблюдения и нарушает наиболее правдоподобные теоретические принципы".

Однако при разработке искусственно сконструированной теории неизбежно встретятся трудности: многие факты будут восприниматься как противоречащие новой теории; также она может оказаться весьма слабой в своей прогностической части. Что делать в таком случае? Просто не обращать внимания на трудности и продолжать разрабатывать именно эту, альтернативную теорию. Требование разработки теории в условиях противоречия с фактической базой Фейерабенд называет принципом упорства.

Когда конструируется новая теория, неизбежно появляются новые термины (слова могут быть использованы и старые, но смысл их изменяется). То есть новая теория имеет свой собственный язык, и значения терминов определяются контекстом теории. Одно из следствий принципа изменения значений - невозможность рациональной дискуссии между теориями.

Если конкурирующие теории имеют различающиеся твердые ядра и не могут вступать в рациональную дискуссию, то невозможен и рациональный сравнительный анализ данных теорий - в этом состоит принцип несоизмеримости теорий.

Довольно подробно Фейерабенд останавливается на проблеме источника новой теории. Откуда можно извлечь новые оригинальные идеи? Конечно, из собственной фантазии, но не только из нее. Например, можно обратиться к старым теориям, которые когда-то были отвергнуты и заменены новыми. "Ни одна идея никогда не была проанализирована полностью со всеми своими следствиями, и ни одной концепции не были предоставлены все шансы на успех, которых она заслуживает. Теории устраняются и заменяются более модными задолго до того, как им представится случай показать все свои достоинства, "примитивные" мифы кажутся странными и бессмысленными только потому, что их научное содержание либо неизвестно, либо разрушено филологами и антропологами, незнакомыми с простейшими физическими, медицинскими или астрономическими знаниями"2. Итог своим размышлениям об источнике новой теории Фейерабенд подводит сентенцией: "допустимо все" (anything goes). В науке допустима любая идея - будь она результатом долгих раздумий маститого мэтра, будь она плодом фантазии молодого дерзкого ученого, будь она реконструкцией забытой концепции или даже мифологическим образом.

Итак, наукоучение Фейерабенда содержит четыре основных принципа и выглядит следующим образом.

• 1. Принцип пролиферации предлагает придумывать и разрабатывать концепции, несовместимые с существующими теориями.
• 2. Принцип упорства предлагает не обращать внимания на критику.
• 3. Принцип изменения значения и принцип несоизмеримости теорий допускают любые концепции (в том числе и несоизмеримые с принимаемыми как фундаментальные законами естествознания и логики).
• 4. Принцип "допустимо все" позволяет выдвигать кому угодно какие угодно теории, а также запрещает взаимную критику теорий.

Но если теории не могут дискутировать, почему же происходит их смена, почему побеждает именно та теория, которая побеждает? Причины "победных смен" лежат, по мнению Фейерабенда, вне собственно процесса научного исследования. Выигрывает конкурентную борьбу теория, по тем или иным причинам оказавшаяся созвучной социально-политической обстановке, имеющая высокопоставленных покровителей и т.п., т.е. научный процесс регулируется совершенно недопустимым вмешательством в него государства. Поддерживая одно научное направление, государство отвергает все остальные (как существующие, так и те, которые могут возникнуть в будущем), тем самым перекрывая пути для альтернативных, возможно, очень продуктивных научных идей. Именно поэтому, как полагает Фейерабенд, наука должна быть отделена от государства точно так же, как отделена от государства церковь.

Специально следует обратить внимание на тему мифа и религии у Фейерабенда. По видимости, он относится к тому и другому положительно - во всяком случае, не хуже, чем к рациональной науке. Но здесь важно отметить два момента: миф может быть источником новой идеи, может каким-то образом влиять на ее содержание, но эмпирическая и прогностическая база идеи должна быть построена рационально, с соблюдением всех требований, которые разработаны в современной методологии науки, - миф нельзя верифицировать мифом.

Фейерабенд признает за религиозной картиной мира право на существование наравне с другими картинами, но именно наравне - никаких привилегий у религиозного мировоззрения быть не может.

Когда мы знакомимся с работами Фейерабенда, складывается впечатление, что его идеи, будь они внедрены на практике, ввергнут научный процесс в полный хаос. Но сам-то Фейерабенд полагает, что хаос в науке и так присутствует, надо лишь приспособить механизм научного исследования к этому хаосу: не пассивно ожидать возникновения новых идей (никаких закономерностей их появления просто нет), а постоянно искусственно их генерировать и развивать, не обращая внимания на трудности. Необходимо генерировать идеи, а наиболее эффективные и практически полезные сами себя поддержат.